Спи, мальчишка, не реветь, по садам идёт медведь — мёду жирного, густого хочет сладкого медведь.
А за банею подряд ульи круглые стоят. Все на ножках на куриных, все в соломенных платках, а кругом, как на перинах, пчёлы спят на васильках.
Спят берёзы в лёгких платьях, спят собаки со двора, пчеловоды на палатях. И тебе заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь, заберёт тебя медведь.
Он идёт на ульи боком, разевая старый рот, и в молчании глубоком прямо горстью мёд берёт, прямо лапой, прямо в пасть он пропихивает сласть. И, конечно, очень скоро наедается, ворча. Лапа толстая у вора вся намокла до плеча. Он сосёт её и гложет, отдувается — капут… Он полпуда съел, а может, не полпуда съел, а пуд.
Полежать теперь в истоме волосатому сластёне… Убежать, пока из Мишки не наделали колбас, захватив себе под мышку толстый улей про запас. Спит во тьме собака-лодырь, спит деревня у реки. Через тын, через колоды до берлоги напрямик он заплюхал, глядя на ночь, волосатая гора, Михаил — медведь — Иваныч, и ему заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь, не ушёл ещё медведь, а от мёда у медведя зубы начали болеть. Боль проникла, как проныра, заходила ходуном, сразу дёрнуло, заныло, в зубе правом, коренном. Засвистело, затрясло, щёку набок разнесло. Обмотал её рогожей, потерял медведь покой. Был медведь — медведь пригожий, а теперь на что похожий — с перевязанной щекой, некрасивый, не такой.
Скачут ёлки хороводом, ноет пухлая десна, где-то бросил улей с мёдом — не до мёду, не до сна, не до сладостей медведю, не до радостей медведю.
Спи, мальчишка, не реветь, зубы могут заболеть.
Шёл медведь, стонал медведь, дятла разыскал медведь. Это щёголь в птичьем свете, в красном бархатном берете, в тонком чёрном пиджаке, с червяком в одной руке. Нос у дятла весь точёный, лакированный, прямой, мыт водою кипячёной, свежей высушен травой. Дятел знает очень много, он медведю сесть велит, дятел спрашивает строго: — Что у вас, медведь, болит? Зубы? Где? — С таким вопросом он глядит медведю в рот и своим огромным носом у медведя зуб берёт. Приналёг — и сразу грубо, с маху выдернул его… Что медведь — медведь без зуба? Он без зуба — ничего.
Не дерись и не кусайся, бойся каждого зверька: бойся волка, бойся зайца, бойся хитрого хорька. Скучно — в пасти пустота. Разыскал медведь крота. Подошёл к медведю крот, поглядел медведю в рот, а во рту медвежьем душно, зуб не вырос молодой… Крот сказал медведю: — Нужно зуб поставить золотой.
Спи, мальчишка, надо спать — в темноте медведь опасен, он на всё теперь согласен, только б золота достать.
Крот сказал ему: — Покуда подождите, милый мой, я вам золота полпуда накопаю под землёй. И уходит крот горбатый, и в полях до темноты роют землю, как лопатой, — ищут золото кроты. Ночью где-то в огородах откопали самородок.
Спи, мальчишка, не реветь, ходит радостный медведь. Щеголяет зубом свежим, пляшет Мишка молодой, и горит во рту медвежьем зуб весёлый, золотой.
Всё синее, всё темнее над землёй ночная тень. Стал медведь теперь умнее: чистит зубы каждый день, много мёду не ворует, ходит важный и не злой и сосновой пломбирует зубы белые смолой.
Спи, мальчишка, не реветь, засыпает наш медведь. Спят берёзы, толстый крот спать приходит в огород. Рыба сонная плеснула, дятлы вымыли носы и заснули, всё заснуло, только тикают часы…